mikhailpokrass

Девочка росла у мамы одна, без отца. Видимо от несознаваемой тоски по папе она, и повзрослев, сохранила сочиненный в детстве романтический образ доброго мира, в котором она центр и средоточие всеобщих забот о ней. А, может быть, еще и от того что она была удивительно красива, мила и щедро одарена талантами, мир долго не разрушал ее детские ожидания, люди были приветливы с ней, часто заботливы и у нее все складывалось. Была волевая, опекавшая ее, как старшая, подруга, интересный, любящий ее муж, радующая ее самостоятельностью дочка.

Но за пару лет до того момента, когда состоялся этот разговор, всегда полагавшаяся на всеобщую заботу о ней женщина, совсем неожиданно для себя потеряла сразу и подругу и мужа (он ушел к этой ее подруге), попала в полосу сложнейших непредвиденных передряг, требующих самостоятельности и взрослых решений.

Наконец, оставшись одна с дочерью, и со всеми своими трудностями в конце концов справившись (как всегда, не без помощи добрых людей) и, мне кажется, всё-таки повзрослев в них, но оставшись по-прежнему по-детски обаятельной, женщина уже без ожесточения и даже с благодарностью пережитому признавалась:

– Очень отозвался этот разговор с девушкой о «боли», - рассказывала, подводя итоги группы, одна из участниц, - когда девушка рассказывала, что боль помогала ей приходить в себя и не делать лишнего. А потом я попала в круг успешных людей. Так наглядно высветилось, что в профессии я одна (и все в нашем кругу), а в жизни вне работы совсем другая (совсем другие). В специальности каждый из нас свободен, без зажимов, а в личном стеснены, ведём неестественно, сами на себя не похожи! Когда говорили о свободе в профессии, и о том, что стоит запомнить это свое состояние, себя, когда ты на своем месте, я вдруг поняла… Я поняла что не надо заставлять себя, вести как-то правильно! Не надо стараться «быть свободной»! Вообще не надо стараться, как-то по-другому себя вести! Ничего не надо искусственно делать! Только заметить и запомнить, какая я, когда занята моей работой! А во всем другом не забывать замечать, как веду себя, думаю, чувствую иначе, не так, как мне свойственно – не так, как в работе! Я сама – свой камертон! Надо замечать, когда отклоняешься от себя! У меня уже так бывало в жизни, когда я замечала, что чувствую фальшь какого-то своего поведения, я просто он него отказывалась, как эта девушка при появлении головной боли. Не надо ничего особого добавлять к поведению, надо замечать и убирать лишнее! Если я помню свое естественное состояние в профессии (где у меня нет лишних проблем ни с людьми, ни с тем, что делаю), оно для меня этот камертон, с ним, в нем я эффективна. В нем, как Вы говорите, «знаю, чего хочу, умею найти, где это есть, и средства для достижения нужного». С такой собой я могу сравнивать любые свои действия, состояния, намерения. И ничего не делать, только отказываться от ненужного… Но этот отказ тогда сам происходит, ненужное осыпается, как ненужное – я же не враг себе!

Обратил внимание, что, когда люди в группе собирают круги тех, кто им приятен, с кем им комфортно, часто случается, что все  в них успокаиваются, расслабляются, теряют собранность, будто перепоручили заботу о себе другим, кому доверяют (а в таких кругах «все доверяли всем»!), и заботящихся в результате ни о них, ни о себе тогда нет никого!

Так родилась идея, которую я тут же и осуществил:

- Соберите круг тех, - попросил я одного из наиболее встревоженных в этот момент мужчин, - с кем Вам было бы труднее всего! Самый трудный круг, - уточнил я, - из наиболее напрягающих Вас, неудобных Вам людей!

Мужчина согласился. А я подчеркнул, что в круг к нему следует идти не потому, что хотят, а потому, что собирающий зовет, и, чтобы посмотреть, что из такой затеи выйдет. При этом напомнил каждому, что, хоть участие в кругу не добровольное, но, оказавшись в нем, здесь, как и всегда, надо не оставаться гостем, а осваивать ситуацию нужным себе образом – становиться хозяином круга: «как если бы его собирали Вы сами».

Пока мужчина собирал круг, я с удивлением увидел, как менялся он сам, что происходило с теми, кого он звал, с эмоциональной атмосферой в круге. Выбрал в кругу наиболее непредубеждённого, спросил:

- Как Вы себя чувствуете в этом кругу?

- Отлично! – возразил мне он.

- Как вам нравится этот круг?

- Очень нравится!

Стал то же самое спрашивать у каждого из участников этого круга.

В кругу всем было хорошо и всем круг нравился.

Последним спросил собиравшего круг.

К его удивлению, ему в этом «самом неудобном ему» кругу было хорошо и круг нравился. Пропала мешающая ему тревога. Он освоился, был собран и чувствовал себя непринужденно, как никогда.

- Я же просил собрать «самых трудных Вам людей», а Вы?!

- Я и собирал самых трудных, - почему получилось то, что получилось, и почему ему со всеми, «неудобными» ему оказалось «так хорошо», он не знал.

К удивлению и тех, кто оставался за кругом, ожил, собрался в кругу каждый. Все были в тонусе. Эта живость круга увлекала весь кабинет.

Я стал просить и других участников, одного за другим, собирать круги из самых неудобных, трудных для них людей. Результат был парадоксален и удивителен!

«Неудобные круги» входивших в них пробуждали. Люди собирались, становились интересны и себе, и другим. Всего удивительнее и неожиданнее было в них собиравшим круги. Они собирали самых неудобных, часто просто неприятных им людей, а и им с теми, и тем с ними – всем в таких «самых неудобных кругах» друг с другом становилось удобно! Почему?!

Не знаю! Могу только предположить. Например, что и от себя, и от других участники ждали только плохого и не ждали ничего хорошего? Или, что конфликт был заранее объявлен, и не надо было напрягаться, его таить? Или, что многие наши антипатии, негативные чувства, вообще, только тем и держатся, что мы, желая мнить себя добрыми, не позволяем себе их иметь?! Может быть, почему-то, совсем другому?.. Но факт остается фактом: в кругах, которые собирались, как самые неудобные, всем становилось удобно!

Девушка с восторгом рассказывала о себе что-то новое, для нее очень важное и нужное. Захлебываясь, она говорила не всегда понятно.

Я попросил ее уточнить то, что не понял.

Та приняла мой вопрос за возражение. Встревожилась. Готовая сразу засомневаться, разочароваться в своих открытиях, стушевалась. Едва не потеряла себя.

- Остановитесь! Стоп! – остановился я и резко остановил ее. - Правильно мне показалось, что Вы не услышали моего вопроса, а поспешили испугаться, что делаете что-то не так? Напугали себя? Так тревожны, что готовы отречься от всего, что думаете? Забыли, что говорили? Готовы забыть себя?!

- Это всегда так! – согласилась потерявшаяся было, боявшаяся ошибаться девушка. - Когда я увлечена и меня что-то спрашивают, я теряюсь! Как будто я ошиблась и меня уличили! Иногда даже не могу потом вспомнить, о чем говорила или думала…

- Сейчас успокоились?

- Немного, - девушка оставалась взвинченной, но себя не потеряла.

- Давайте попробуем о другом! Ведь, если что-то с Вами раз за разом повторяется, значит в этом есть для Вас какой-то смысл, зачем-то это Вам нужно. Мы это уже «проходили». Это Вы понимаете?

-Да, конечно.

- Попробуйте спросить себя: зачем Вам этот отказ от себя? Где, как и почему кончается Ваш самостоятельный диалог с собой?! Кому вместо себя Вы перепоручаете бережность с собой, заботу о сохранении себя, своих границ? - я напомнил молодому педагогу статью М. Максимова «На грани и за ней». Она это читала. -  Давайте на этих вопросах сейчас остановимся! Готовы?

- Да. Спасибо!

Каким бы неприятным ни казалось нам наше эмоциональное состояние, переживание, если оно повторяется, значит в нем есть какой-то, почему-то (или зачем-то) нужный нам смысл!

Тот же участник группы, о ком я рассказывал в прошлый раз, кто не умел распознавать свои чувства (психологи это называют «АЛЕКСИТИМИЯ»), для которого они (чувства) всегда ассоциировались скорее с неряшеством, в этот раз (ещё через несколько занятий) с интересом сообщал:

- Сегодня заметил, как концентрирует попадание в круг. И удивило, Михаил Львович, как менялась моя концентрация, а по-моему и всех в кабинете, когда Вы выходили, и когда вернулись обратно. Когда вышли, она резко снизилась. А зашли – все снова ожили, собрались, концентрация сразу заметно выросла. И еще! Был очень важен разговор с девушкой об отношении к боли как к индикатору нужности или чуждости ей её поведения. Девушка говорила, что, когда она внимательно отнеслась к своей боли (если я правильно понял, у нее болела голова), эта боль стала для нее сигналом неверного поведения. Она заметила, что боль возникала, когда она делала что-то для нее вредное или просто ненужное. Когда делала полезное, боль проходила. Девушка даже похвалилась, что, благодаря этому «сигналу», работала всю неделю гораздо эффективнее, чем обычно, и голова почти не болела.

Напоминание о девушке вызвало живой интерес большинства участников и обсуждение, суть которого, в следующем. Боль, любой свой дискомфорт можно и нужно использовать как сигнал, сообщающий об ошибочности (бесполезности, ненужности или вредности для нас) того, что или как мы делаем (если, конечно, речь не о необходимой тренировке в том, что нам неприятно и тягостно).

В кабинете всегда больше женщин и обсуждаются чаще женские проблемы. Но подобную мужскую проблему мы уже обсуждать начинали.

Мужчина, успешный в профессии и во всем, за что бы ни брался, правда, с едва заметной хитринкой в уголках глаз, откровенно сообщающей всем о его уверенности, что умными, кроме него, могут быть только герои памятников и портретов, встревожился по поводу своих отношений с женой. Он хочет знать, что она к нему чувствует, как относится, но не понимает.

- А как Вы к ней относитесь?

- Хорошо. Привык. Все мужские обязанности выполняю. Никаких материальных трудностей она не испытывает. Вообще руководствоваться я привык разумом, а не чувствами. Чувства для меня – это что-то недоступное, почти абстракция. А теперь что-то меняется, не понимаю.

- Она себе враг?

- Нет, конечно.

- Так почему она с Вами живет? Как по Вашему?

- Привыкла наверное.

В действительности наш мужчина ощущается живым, полным энергии, всем своим существом хорошо чувствующим окружающих людей и жену тем более. На все его вопросы, у него в его чувствах есть ответы.

Такого, живого, сильного, с мощной мотивацией безусловно и знает, и любит жена, такому рожает детей. Он же, с его фетишизацией разума, ничего о себе, явленном нам (жене, мне, всем, кому до него дело), ничего не знает (читай два предыдущих текста!). Ничего не знает и о женщине.

Пренебрегая миром чувств, он отказывается допустить, что женщина – это иной мир. Не второсортный или более высокий, а просто иной, неизвестный ему. Мир, не укладывающийся в ту, понятную ему структуру, в те мерки, которые предписывает ему (миру женщины) то, что он называет разумом.

Не готовый принять реальность чувств, необходимость встречи и знакомства с ними (не как с разрушителями его порядка, а как с незнакомой, но необходимой ему реальностью), подменяя описание своего отношения к жене, перечнем оказываемых ей услуг, доказательствами добропорядочности и не зная его (своего отношения), он, тем не менее, непоследовательно хочет знать ее отношение к себе, ее чувства!

Утверждая, что не знает (и не хочет знать) чувств, не зная своих, он хочет знать и найти опору для уверенности в семейных отношениях в отношении к нему жены, в ее чувствах.

Но чувства – это такая реальность, достоверно узнать которую можно только ее почувствовав!

Участница группы рассказывает:

- Женщина говорила, что сделала для себя открытие, что человек знает себя совсем не таким, каким его знают другие. Он себя видит одним, а мы его – совсем другим. Она догадалась, что люди реагируют на нее, какую видят и знают они, а она к такой их реакции на себя не готова, так как ждет ответа на свое известное ей поведение. А для меня впервые прояснился простой факт. Это так очевидно, что даже странно, что я о нем никогда не догадывалась раньше! Обижалась разочаровывалась, но не догадывалась. А ведь это так естественно! Нас В ЧЕЛОВЕКЕ ТЯНЕТ К ЖИВОМУ В НЕМ, А ОН такого в себе, ТАКОГО СЕБЯ ЧАСТО И НЕ ЗНАЕТ! Мы любим и уважаем одного (живого, непосредственного – естественного), а он ценит и уважает в себе совсем другого (кого в себе старательно воспитал, кем хотел бы быть или кем притворяется – предсказуемого и скучного). Этого, себе нравящегося, а нам кажущегося ненастоящим, вызывающего у нас недоверие, навязывает он нам, вместо того, кого любим, какого чувствуем неподдельным и кому доверяем мы. Получается мы так часто любим того, кого для самого человека просто нет, кого он не замечает, а то и, заметив, презирает, даже ненавидит. Разве это не ключ ко многим личным катастрофам!